Хозяева на новую жилплощадь с собой не взяли кошек и собак
Ты стал совсем хозяину не нужен? (Стихи о животных)
Arabella: Осенний вечер. Холодно и сыро. Поднялся ветер. Начинался дождь. Под лавкой пес, бездомный и унылый. Ну что, малыш, чего от жизни ждешь? Несчастный, грязный, до костей продрогший, Он безучастно смотрит в пустоту. Как дождь нещадно хлещет по дороге, И как ползут машины по мосту. Заметил пес, недалеко от дома, С хозяином гуляет доберман. Вздохнул бродяга. Мир его поломан, И поломал его людской обман. А доберман на миг остановился, Несчастного увидев, и сказал: «То, что ты здесь, меня не удивило, В тебе никто породы не признал. Ты стал совсем хозяину не нужен? Жизнь такова. Жестокий человек. Умрешь, видать, от голода и стужи. Мне жаль тебя, недолог был твой век. » Пес не ответил, только отвернулся, Чтоб скрыть дождинки проступивших слез. А доберман ушел, не оглянулся. Чего ты ждал другого, бедный пес? Осенним утром, мрачным и морозным, Под лавкой, легким снегом занесен, Бродяга умер, проливая слезы. Но ведь счастливым мог бы быть и он. Здесь бродят псы, оборваны и тощи, К прохожим льнут – не оторвать никак! Хозяева на новую жилплощадь С собой не взяли кошек и собак. Продуты ветром чёрные бараки. Здесь по ночам, во тьму вперяя взгляд, Оставленные кошки и собаки Поодиночке в комнатах сидят; Ещё в углах живёт знакомый запах, Ещё надежды дух неистребим! И вздрагивают головы на лапах: В коротких снах приходят люди к ним. Настал сентябрь. В заброшенном квартале Над мокрою травой кружился сор. Вдруг резко тормоза заскрежетали, И мальчик, плача, выбежал во двор И закричал внезапно: «Борька! Борька!» — Взъерошен, длинноног и длиннорук, По лестнице взбежал и плакал горько, И снова принимался звать. И вдруг Явился кот. Облезлый, тощий, грязный. Сощурился на громкий зов, на свет, Уже привыкнув к жизни несуразной, Где дом – не дом, и человека – нет. И мальчик потащил его к машине, Не чуя ног, не чувствуя земли, И слёзы счастья – самые большие! – На шерсть кота бесстрастного текли! А из такси родители смотрели, Не говоря друг другу ничего, И их сердца внезапно подобрели, Почуяв сердце сына своего. Они, наверно, чувствовали смутно, Что мир вещей, отнявший столько сил, Мир суетных забот, сиюминутных, Их души постепенно исказил, Но только, если глупый мальчик плачет, Целуя в нос несчастного кота, То это всё в конечном счёте значит, Что в мире есть любовь и доброта! И улыбалась женщина устало, И муж смотрел растерянно в стекло На жалкие строения квартала, Где детство их давным-давно прошло. Олег Дмитриев.
Arabella: Монолог собаки Павлова Я родилась заурядной дворнягою, Но с беззаботных щеняческих лет К высям наук одержимая тягою, Я помышляла оставить в них след. С пылкой душой, с романтичностью дивною, Шла за своей путеводной звездой… Боже, какою была я наивною, Боже, какой я была молодой! Встретив однажды Ивана Петровича И ощутив над собой его власть, Вздумала я, что сыскала сокровище! – И безоглядно ему отдалась. Как упивалась я тем, что я – Павлова, Тем, что фамилию я обрела! Я не предвидела самого главного: Он в нас не души ценил, а тела! Как мне хотелось большого и чистого! А в результате – поругана честь. Вот я стою, в животе моем – фистула, Ради нее мне приносят поесть. Ах, из-за глупого сердца незрячего Я не заметила, как он жесток. Нет ему дела до чувства собачьего – Только бы капал желудочный сок! Что же ты, Ванечка, звал меня лапочкой? Ты ж меня голодом начал морить! Вместо еды – то звоночком, то лампочкой Ты меня стал регулярно дурить! Словно участвую в глупом сценарии: Капает сок мой без всякой еды! Ване же – в Швеции (или в Швейцарии?) Премию дали за эти труды! Но и о вкладе собачьем – ценители Вспомнят! В науке оставлен мой след! Памятник будет поставлен мне в Питере, И монолог мой напишет поэт… Шизель (Любовь Сирота)
Arabella: Взято http://blogs. mail.ru/community/dogspetrozavodsk/tag/%d1%f2%e8%f5%e8%20%ee%20%f1%ee%e1%e0%ea%e0%f5
Arabella: Потеряшки И в сердце боль, и по спине мурашки! Жестокость… извините, я рыдаю! Откуда ж, вы берётесь, «потеряшки»?! И как, вас можно бросить?! Я не знаю! И кто посмел холодною рукою, Вас оттолкнуть и вычеркнуть из жизни? Кто, и за что, всех вас лишил покоя? Мои вопросы в воздухе повисли…. Кому своей любовью насолили? О ком скулите жалобно под дверью? Вы всех уже заранее простили…. Вы человечней многих, хоть и звери! Вам одиноко, и порою страшно, Но вы готовы вновь лизать нам руки, Вилять хвостами, вам уже не важно, Кто, и зачем, вас обрекал на муки! Бросают вас из страха, и от лени, Мне хочется пожать вам вашу лапу, Глаза в глаза, и морду на колени…. И я снимаю перед вами шляпу! Природа Мать вас наградила щедро, И мудрой добротой, и оптимизмом! Копить обиды, это крайне вредно! Собаки любят жизнь без укоризны! Но в сердце боль, а по спине мурашки! Жестокость… извините, я рыдаю…. Откуда ж, вы берётесь, «потеряшки»?! И как, вас можно бросить?! Я, не знаю…
Arabella: Бездомным животным Мы порой со смущеньем отводим глаза, Увидав беспризорного грустного пса, Убеждаем себя, что мы не виноваты, Если в нашем подвале плачут котята. Только знайте, мечтают животные все О хозяине добром, о своём уголке, Мечтают вас вечером ждать у дверей, Тереться о ноги хозяйки своей. На улице ждут их холод и вьюга, А в доме всегда есть местечко для друга. И если вам тесно в квартире огромной, Вы хотя б покормите животных бездомных Галина Ульянова
Arabella: Дмитрий Нартов «Человек и собака». Было такое. Дорогою древней, глядя на эти же звездные блики, шли по тропе к первобытной деревне в шкурах охотник и пес полудикий. Лес им не страшен — ведь стало их двое, объединились, друг другу поверя, чтоб защититься от волчьего воя, прачеловек и подобие зверя. Время течет. Изменяются взгляды. Кто-то неумный сказал, что он вреден — пес, к батареям таскавший снаряды и защитивший меня от медведя. Я перед ними в долгу буду вечном, и не понять тем, кто мыслит иначе, что человеку, чтоб стать человечней, преданность надо увидеть собачью. Как я хочу, чтоб в грядущем столетьи, также как мы средь осеннего мрака, шли по тропе под созвездьем вот этим двое друзей — человек и собака.
Arabella: «Собак без ошейников будут вылавливать». За что их? За внешность? За клочья репейника? За пыльную шерсть? За неясность породы? За то, что щенками доплыли до берега? Доплыли и стали ошибкой природы. Собаки-изгои. Собаки-отшельники. Надрывней поминок. Ребенка добрее. Они бы надели любые ошейники! Надели бы Если б ошейники грели. За что их? У них же — душа нараспашку. Они ж в Человечество верят отчаянно. И детское: «Мама, купи мне собачку. » — В собачьих глазах застывает печалинкой. И вот, — разуверившись в добрых волшебниках, Последнюю кость закопав под кустами, — Собаки, которые без ошейников, уходят в леса. Собираются в стаи. Ты знаешь, у них уже — волчьи заботы! Ты слышишь: грохочут ружейные полымя! Сегодня мне снова приснятся заборы. И лязги цепные за теми заборами. Автор:Роберт Рождественский
Arabella: О СОБАКЕ Когда потреплют нас в житейской драке И, кажется, напастям нет конца, Зализывают раны нам собаки И слезы слизывают с нашего лица. Так пусть же человек, венец творенья, Каких бы в жизни ни достиг вершин, Склонил чело с любовью и почтеньем К четвероногим врачевателям души.
Дарьяна: Покинутая собака Глаза покинутой собаки Мне снятся ночью. как тут быть? Ее обидеть может всякий И даже попросту убить. Для комнатных нужна порода, А для дворовых — злобный нрав Ее обидела природа Достоинств этих ей не дав Хозяева прогнали прочь, И я не в силах ей помочь! В моей квартире коммунальной Она помехой будет всем. Но плач ее призывный, дальний Мне душу вымотал совсем! И вот, настойчиво и глупо Я всех прошу, покой забыв Плесните ей немного супу! Погладте ласковой рукой. Хоть на часок пустите в сени! Пускай погреется она! Она поймет, она оценит, До смерти будет вам верна! О, одиночество огромность И невозможно потерять Собачью вечную готовность Любить, служить и доверять Пусть человек добрее будет! Не прихоть это, не пустяк Внимательно вглядитесь люди В глаза покинутых собак!
Дарьяна: Э. Асадов Рыжая дворняга Хозяин прогладил рукою Лохматую рыжую спину «Прощай, брат, хоть жаль мне, не скрою, Но все же тебя я покину» Швырнул под скамейку ошейник И скрылся под гулким навесом Где шумный людской муравейник Вливался в вагоны экспресса Собака не взвыла ни разу И лишь за знакомой спиною Следили два карие глаза С почти человечьей тоскою Старик у вокзального входа сказал: «Что, оставлен, бедняга? Эх, будь ты хорошей породы, А то ведь простая дворняга…» В вагонах, забыв передряги Шутили, смеялись, дремали, Тут видно о рыжей дворняге Не думали, не вспоминали Не ведал хозяин, что следом, По шпалам из сил выбиваясь За красным мелькающим светом Собака бежит задыхаясь Споткнувшись кидается снова, В кровь лапы о камни разбиты И выпрыгнуть сердце готово Наружу из пасти открытой. Не ведал хозяин, что силы Вдруг разом оставили тело И стукнувшись лбом о перила Собака под мост полетела… Труп волны снесли под коряги… Старик, ты не знаешь природы Ведь может быть тело дворняги, А сердце — чистейшей породы.
KITTY: такие стихи грустные.
натка: Однажды я встретил бездомную кошку: — Как Ваши дела? — Hичего, понемножку. — Я слышал, что Вы тяжело заболели. — Болела. — Так, значит, лежали в постели? — Лежала на улице много недель — Бездомной, мне некуда ставить постель. Подумал я: «Странно, что в мире огромном Hет места собакам и кошкам бездомным.» — Вы слышите, кошка? Пойдёмте со мной — Темнеет, и значит, пора нам домой! Мы шли с ней по улице гордо и смело — Я молча, а кошка тихонечко пела. О чем она пела? Возможно, о том, Что каждому нужен свой собственный дом.
Arabella: Стих Судьба собаки. Я был маленький и глупый , и нас таких там было много. Жили мы все во дворе около большого дома. Мама нас мыла и с нами играла, Хозяйка всегда очень вкусно кормила, шерстку трепала, игрушки давала. Дети ее, нас ласкали, чесали, кричали, шумели, Но не обижали. Жил я так долго. Играл, веселился. Потом я подрос, и мама уже стала нас прогонять, А папа и вовсе стал больно кусать, Нас отвели в другой угол двора, Там стояли три будки и низкий заборчик. И там мы опять жили беззаботно и чудно. Я солнце любил и дождик и ветер. Свой черный я носик любил зарывать в землю, И прыгал я бегал и гавкал тихонько, ходил я к реке с хозяюшкой доброй. Подрастал я, начали мы уже драться. Потом к нам ходили какие-то люди. Они были тоже добрые с виду. Гладили, смеялись над нами, А потом одного из нас забирали, И больше мы его не видели, Но из сердца собачьего память о них не уходила. И так было долго, пока не забрали меня, Но я всегда помнил о них. И кости и кашу, и двор и маму и добрый хозяюшки смех и окрик ее справедливый……. В машине я ехал, глядел я в окно, Меня увозили, Я тихо скулил. Собачье сердце сжалось в груди. Я понял, что больше сюда не вернусь, Меня одолела не детская грусть! Я ехал так долго, что даже уснул, Проснулся я в доме. Рядом сидела два человека. Один засмеялся, погладил меня, но я испугался и гавкнул слегка, Тогда он взял меня на руки нежно, за ушком чесал и все мое имя вслух бормотал……… Я ходил по огромному дому и нюхал углы, смотрел, изучал. Покушал я вкусно и снова уснул. На следующий день пошли мы гулять, Но не мог я побегать так быстро как раньше! Веревка на шее держала меня и не пускала. Я стал жить не плохо, Но я еще его не любил. Он был новым для меня человеком. Он меня гладил, гулять выводил, Но не было той теплоты и любви, Что в детстве дарили мне все они… Потом я подрос и стал дома шкодить. Я часто рвал тапки и воровал со стола. Меня били за это, Но я не понимал, что так делать нельзя. Я обижался, Потом я прощал, Хозяину лицо я пытался лизнуть, А он мне лишь тапки обгрызенные в морду совал и громко кричал. Я хозяина тогда уже крепко полюбил, и уже не мог за это разлюбить, Но тот дом большой и детей и щенков врятли смогу я забыть! Потом я однажды вазу разбил случайно. Хозяин меня тогда сильно побил и во дворе на цепь посадил. Сначала мне там показалось не плохо. Я нюхал воздух, лаял на птиц, Но через неделю я начал выть. Хозяин подошел ко мне и сказал: «Хватит тебе по подушкам валяться, Будешь во дворе жить и дом сторожить, И все и ушел. Больше ко мне почти не подходил, только утром еду приносил. Я сильно скучал, мне было обидно и скучно! Я слышал, как за забором лают собаки, Я знал, что они бегают, ходят, А я все сидел на короткой цепи. Я все изучил, до чего мог дотянуться…. Мне стало совсем не интересно и плохо. И только во сне мне было так прекрасно, Я то с мамой играл, То кость я жевал, То в речке купался, То хозяйку лизал, Но никогда мне не снился хозяин, Хотя я был предан ему и готов за него жизнь потерять. Но сон кончался, и я снова жил, не радуясь совсем. Я стал злым, я лаял часто и громко. Но только хозяину я всегда вилял хвостом, А он проходил мимо, не изменившись в лице. Так прошло много лет. Со мной гуляли редко, и не хозяин, А его друзья. Кормил он меня хорошо, Но мне не хотелось ни есть, ни жить. Мои лапы давно не ходили много, Мои глаза давно не видели ничего нового. И жил я теперь хорошо только во сне. А, просыпаясь, понимал все лишь сон И громко скулил, но никто не откликался. Меня никто не любил. К старости я совсем забыл, Что такое веселье, добро, любовь. Я лишь лаял и злился, рычал, И пытался ночью скорее уснуть, Чтобы увидеть хозяйку, ее детей, щенков, большой дом, речку , свободу!
Дарьяна: мдя, мысль конечно ничего так, но рифма однозначно хромает. скорее белый стих наверно.
Arabella: Дарьяна пишет: мдя, мысль конечно ничего так, но рифма однозначно хромает. скорее белый стих наверно. Главное мысля!
Карина фонд ДРУГ: СУКИН СЫН Снова выплыли годы из мрака И шумят, как ромашковый луг. Мне припомнилась нынче собака, Что была моей юности друг. Нынче юность моя отшумела, Как подгнивший под окнами клен, Но припомнил я девушку в белом, Для которой был пес почтальон. Не у всякого есть свой близкий, Но она мне как песня была, Потому что мои записки Из ошейника пса не брала. Никогда она их не читала, И мой почерк ей был незнаком, Но о чем-то подолгу мечтала У калины за желтым прудом. Я страдал. Я хотел ответа. Не дождался. уехал. И вот Через годы. известным поэтом Снова здесь, у родимых ворот. Та собака давно околела, Но в ту ж масть, что с отливом в синь, С лаем ливисто ошалелым Меня встрел молодой ее сын. Мать честная! И как же схожи! Снова выплыла боль души. С этой болью я будто моложе, И хоть снова записки пиши. Рад послушать я песню былую, Но не лай ты! Не лай! Не лай! Хочешь, пес, я тебя поцелую За пробуженный в сердце май? Поцелую, прижмусь к тебе телом И, как друга, введу тебя в дом. Да, мне нравилась девушка в белом, Но теперь я люблю в голубом. С. Есенин
Карина фонд ДРУГ: СОБАКЕ КАЧАЛОВА Такую лапу не видал я сроду. Давай с тобой полаем при луне На тихую, бесшумную погоду. Дай, Джим, на счастье лапу мне. Пожалуйста, голубчик, не лижись. Пойми со мной хоть самое простое. Ведь ты не знаешь, что такое жизнь, Не знаешь ты, что жить на свете стоит. Хозяин твой и мил и знаменит, И у него гостей бывает в доме много, И каждый, улыбаясь, норовит Тебя по шерсти бархатной потрогать. Ты по-собачьи дьявольски красив, С такою милою доверчивой приятцей. И, никого ни капли не спросив, Как пьяный друг, ты лезешь целоваться. Мой милый Джим, среди твоих гостей Так много всяких и невсяких было. Но та, что всех безмолвней и грустней, Сюда случайно вдруг не заходила? Она придет, даю тебе поруку. И без меня, в ее уставясь взгляд, Ты за меня лизни ей нежно руку За все, в чем был и не был виноват. С. Есенин
Карина фонд ДРУГ: ПЕСНЬ О СОБАКЕ Утром в ржаном закуте, Где златятся рогожи в ряд, Семерых ощенила сука, Рыжих семерых щенят. До вечера она их ласкала, Причесывая языком, И струился снежок подталый Под теплым ее животом. А вечером, когда куры Обсиживают шесток, Вышел хозяин хмурый, Семерых всех поклал в мешок. По сугробам она бежала, Поспевая за ним бежать. И так долго, долго дрожала Воды незамерзшей гладь. А когда чуть плелась обратно, Слизывая пот с боков, Показался ей месяц над хатой Одним из ее щенков. В синюю высь звонко Глядела она, скуля, А месяц скользил тонкий И скрылся за холм в полях. И глухо, как от подачки, Когда бросят ей камень в смех, Покатились глаза собачьи Золотыми звездами в снег. С. Есенин
Карина фонд ДРУГ: Кошка подошла к сараю, Посмотрела грустно на замок. Этот вечер я все время вспоминаю — Почему тогда я взять ее не смог? Что заботы, горести, сомненья По сравненью с простодушной красотой? Почему так слепо наше зренье, Что не видим истины простой? Мы не раз назойливо жужжим, Что душа добра и необъятна, А от кошек брошенных бежим, Их не замечая вероятно. Говорим о сложном и великом, Хвалимся учебой и трудом, А не можем перед кошкой дикой Двери отворить в свой теплый дом..