MeowKiss Сококе Ветры дуют не так как хотят корабли чем больше кошку гладишь

Ветры дуют не так как хотят корабли чем больше кошку гладишь

«Ветры дуют не так, как хотят корабли» (слэш)

Неосторожные слова

Темнота отступила, остался только странный монотонный звук, похожий на постукивание клювом по коре, но, казалось, долбивший прямо по нервам. Яркий свет, проникавший сквозь воспалённые веки, заставил открыть глаза.

Молодой человек увидел только расплывчатое пятно. Закрыл глаза и ещё немного полежал на чём-то сыром и рыхлом. Потом несмело приоткрыл глаза ещё раз, поморгал, прогоняя пелену и фокусируя зрение. Нечёткие дрожащие очертания, наконец, сложились вместе, и он увидел перед собой гроздь спелых ярко-лиловых ягод. Ягоды выглядели настолько сочными, что человек провёл по пересохшим губам языком и инстинктивно сглотнул.

Он слегка привстал, чтобы оглядеться, и увидел вокруг себя густые тропические заросли. Всё бы ничего, только джунгли эти были что ни на есть самые настоящие, не синтетика и не трёхмерная динамичная голограмма.

Сначала молодой человек потряс головой, пытаясь отогнать видение и смахнуть с блестящих чёрных волос лежалые листья, но реальность исчезать или меняться не собиралась. На стволе сидела птица, похожая на дятла, и долбила толщу коры, в разные стороны летели серые кусочки мусора.

Внезапно навалилась слабость, попытка сесть отняла много сил. Человек лёг на спину, поморщился, чувствуя своим изнеженным цивилизацией телом боль в каждой клеточке.

Он задумчиво посмотрел вверх.

Над ним простиралось небо в скоплении сизых облаков, плывших куда-то и собиравшихся в различные фигуры. Возможно, ему это только показалось, но небо было каким-то необычным: оно мерцало и двигалось вместе с облаками, словно текло излишне ярко-синей рекой.

Силясь что-либо вспомнить, человек напрягся.

Он не мог вспомнить что-то, но что? Это «что-то» постоянно ускользало. Человек нахмурил лоб. В голове зазвучало эхо недавних фраз: «Локи, ты меня разочаровал! Мой сын на такое не способен!», «Прекрасно! Лучше бы меня вообще здесь не было!»

Потом вспышка света, взрыв.

Куда же его зашвырнуло, в какую вселенную?

Вдруг он с удивлением увидел перед собой руку — тонкая, коричневая, сухая, — которая тянулась к его лицу.

Локи буквально взвился в воздух от неожиданности и почувствовал сильную боль — всё тело горело, как будто его ошпарили. Он осмотрел себя и обнаружил, что весь буквально истыкан маленькими дротиками. Крепко выругавшись, он упал обратно на мягкую землю. Вскоре ощетинившееся по-ежиному тело замерло. Стайка загорелых полуголых аборигенов с интересом обступило его кольцом.

Очнувшись, Локи обнаружил, что крепко связан. Он стал извиваться, катаясь по земле, дёргая связанными конечностями. В голове было мутно, очень хотелось пить, — видимо, это был побочный эффект от транквилизаторов, которыми его накачали эти ублюдки. Не в силах разорвать крепкие путы, Локи в бешенстве зарычал. Десяток очень острых и тоненьких копий тут же уткнулись ему в грудь.

Локи перестал дёргаться. Раз это ничего не даёт, и нет возможности сбежать, лучше экономить силы. Всё равно, сейчас он совершенно беззащитен, вдобавок, крепко связан. Его тело — бесполезный кусок плоти. Даже чувство собственной значимости резко сменилось отвращением к себе.

Жалкий подкидыш! Нелюбимый, невезучий, презираемый своим приёмным отцом Локи!

То ли атмосфера здесь так действовала на разум несчастного пленника, вызвав приступ истерики, то ли нервишки действительно стали пошаливать. Близость настоящей смертельной опасности загнала разум Локи в клетку страха.

Он постарался успокоиться и привести в порядок свои мысли.

Во-первых, он плохо помнит, кто он и не понимает, как сюда попал.

Во-вторых, он не знает, куда он попал.

В-третьих, убивать его не собираются. Пока не собираются. Внизу живота нехорошо ёкнуло, внутри заворочался холодный, склизкий ком.

К нему подошли, ослабили путы и поставили на ноги.

Его повели, тыкая в спину обратной стороной копий, но боль была острой и навязчивой. Прихрамывая и продолжая генерировать мрачные мысли, Локи покорно шёл вперёд. Слегка наклонив голову, он старался рассмотреть всё по сторонам сквозь опущенные ресницы.

Типично серый и отсталый мирок. Конечно, серым его назвать можно было только из-за внутренних ощущений; на самом деле, всё вокруг цвело и благоухало. Тёплый, сырой тропический воздух был наполнен ароматами трав и цветов, вокруг безбрежные поля зелени, высокие заросли папоротника, сочные лианы, свисающие с уходящих ввысь к лазурному небу буков, колыхались на ветру. Внизу мягкая, усыпанная листьями красно-коричневая земля, вся во вздувшихся корявых корнях. На ковре из палых листьев, шурша, разбегались в стороны юркие разноцветные ящерицы. Ажурный мох цвета охры рос на исполинских стволах деревьев.

Они прошли через долину и остановились у кристально чистой реки, в которой отражалось небо, вода которой манила прохладой.

Вдали виднелись ледяные остроконечные пики гор, сверкавшие серебром в лучах закатного солнца.

Локи позволили попить и умыться, но руки были вновь связаны, несмотря на то, что пленившие его и он сам понимали — бежать ему некуда. Это бессмысленно: вокруг только жара и джунгли, и у него нет ни навигатора, чтобы определить своё местоположение, ни других средств связи с цивилизацией.

Смысл знакомых и привычных названий внезапно показался ему абсурдным. В жаркой и вязкой духоте всё теперь казалось Локи чужим. Воздух пьянил его, стирая в памяти что-то важное, словно стремился уничтожить его личность.

«Не забыть бы своё имя», — подумал про себя Локи.

Безбрежное фиолетовое ночное небо и на нём чёрные контуры гор, сладкий воздух, плеск воды, всё это убаюкало пленника. Локи сомкнул веки, мгновенно погрузившись в сон.

Рано утром его разбудили, вылив на голову целое ведро воды, сделанное из связанных между собой мясистых листьев, собранных с росших повсюду высоких кустов.

Локи вскочил, тряся головой и отплёвываясь. Затёкшие за ночь из-за ограничивающих пут ноги едва его держали. Поскользнувшись на мокрой земле, Локи повалился навзничь, вызвав приступ всеобщего веселья. Он тут же вскочил, вытирая связанными спереди руками лицо. Злиться было бессмысленно. Он пленник, и с ним сейчас обходятся вполне сносно. Но что ему ждать дальше от этих. пигмеев? Локи сплюнул и покосился на малорослое племя.

Его опять повели, окружив плотным строем, тыкая деревянными пиками в спину, казалось, это доставляет всем немалое удовольствие.

Вскоре вся растительность исчезла, только кое-где ещё виднелись заросли неизвестных высушенных кустов. На коже чувствовался сухой горячий ветер. Идти пришлось по камням с полосками чахлой зелени, с трудом боровшейся с засухой.

Локи почти не чувствовал своих ног, в животе подвывало от голода. Он устал. Он не мог вспомнить, чем занимался раньше, но сейчас его тело протестовало против подобного насильственного похода. Среди загорелых и коренастых аборигенов Локи невольно чувствовал себя слишком высоким, хрупким, беззащитным и белым.

Он устал от жары, хотел пить, есть и спать. Ноги уже не ныли, а горели огнём — натёртые волдыри лопнули и теперь ступни были покрыты чем-то наподобие язв.

Его привели в какую-то деревню, чьи границы подчёркивала довольно искусно сплетённая изгородь. Падающего от усталости пленника развязали и бросили в одну из хижин. Очутившись на прохладном земляном полу, Локи захотелось прижаться к нему как можно сильнее.

Теряя сознание, он почувствовал возню рядом со своей шеей, тяжесть и давление, а также услышал характерное клацанье закрываемого на ключ замка. Он не обратил на это внимание, проваливаясь в темноту без сновидений.

Проснулся Локи уже в клетке.

Клетка была сплетена из прутьев с человеческую кость толщиной, перевитых стеблем какого-то растения. В земляной пол был глубоко вбит проржавевший железный крюк, к которому крепилась цепь. Сама цепь тянулась к кольцу с двумя петлями, соединённых замком, в котором и находилась шея пленника. Правда, довольно в свободном положении, но тяжесть самого ошейника была ужасной.

На полу стояли две миски: в одной была вода, а в другой разноцветные фрукты.

Вынужденный придерживать ошейник руками, Локи встал и сразу бросился к воде, мгновенно осушив приятную прохладно-мятную влагу. К фруктам он прикасаться не стал. Диковинная расцветка и форма не внушали Локи доверия, тем более, голод уже поутих, оставив в желудке ощущение пустоты.

Возле клетки постоянно толпились жители деревни всех возрастов.

Локи не видел на их загорелых лицах сострадания, а только неподдельное удивление и любопытство. Видимо, он был настолько необычен, что всем хотелось разглядеть его поближе, но трогать никто не решался. Аборигены подходили и подолгу глазели на него. Тёмно-карие, ореховые, чёрные, блестящие, как маслины и медово-ромашковые оттенки глаз смотрели на пленника с немым восхищением, но никакой агрессии не было.

Осознание собственной природной красоты на фоне их грубой внешности и физической непривлекательности вызвало у Локи стыд и тошноту. Сначала при повышенном внимании у него возникло ощущение, что он стоит перед всеми нагой, а затем любопытные взгляды стали начисто сдирать с него кожу, оставляя обнажённое сочащееся мясо на обозрение.

Целый день воздух гудел от переговоров и перешёптываний, а Локи устал сидеть и лежать. Встать он не мог, клетка доходила бы ему до пояса, если бы он встал рядом.

Ближе к вечеру ему принесли небольшую ёмкость, похожую на пиалу, подтолкнули и заставили выпить содержимое. Локи повиновался. Уже через пару минут по телу пробежались горячие волны истомы. Он находился в сознании, но ему стало спокойно и уютно.

Его вывели из клетки и повели к вырытой купели с вырезанными в земле ступенями. Она была выложена по бокам гладкими листьями и наполнена молочно-белой бурлящей субстанцией.

Локи раздели, а он даже не хотел противиться этому.

В его сознании стало тихо. Ничто больше не вызывало отвращения, страха, беспокойства.

Он здесь для того, чтобы стать украшением большого праздника.

Эти мысли проникают в него и растекаются тёплым маслом.

Его подготавливали. Это процедура, требующая омовения. Его купали, смывая двухдневный слой грязи и пота.

Потом помогли подняться по ступеням, вытерли насухо и начали окуривать ароматным дымом из глиняных горшочков с маленьким отверстием сбоку. Локи стоял нагой, чтобы его кожа могла впитать необходимое количество разнообразных запахов.

Стемнело и стало прохладнее. Редкие облака, подгоняемые ветром, летели по небу. Взошла Луна. Нет, не такая, как на Земле — ярко-жёлтая, а глубокого карминно-розового цвета, с разливающимся по краям энергетическим сиянием, искрящимся, словно алмазный водопад.

Локи почувствовал, как покалывает, словно от электрических разрядов, его кожу. Это взбодрило и он начал заинтересованно рассматривать место, в котором очутился, с некоторым удивлением и испугом.

С него словно спало оцепенение, туман в мыслях рассеялся.

Локи начал мелко подрагивать, но не от холода. В середине аккуратно посыпанной золотистым песком поляне горел огромный костёр. Слева и справа сидели рядами жители деревни, поджав под себя ноги. Перед костром с барабанами стояли четыре низкорослых аборигена и выбивали из натянутой на деревянные бочки кожи дикий ритм.

Над костром возвышался вытесанный из камня трон, на котором сидел великан. Огромные мускулы перекатывались под коричневой кожей, кожа лоснилась от масляных притираний. На великане была надета только повязка из расшитой ткани и обмотанная вокруг бёдер. Лицо скрывала рогатая маска с высеченной на ней устрашающей миной.

Сердце Локи ёкнуло и замерло, шершавый ком подкатил к горлу.

Локи резко вспомнил: дом в престижном районе Манхэттена, выпускной вечер, в его трясущейся руке зажат холодный стакан с недопитым виски. Отец, приёмный отец, но он узнал об этом только что. Ссора, злые слова с обеих сторон, и гневное: лучше бы меня вообще здесь никогда не было! — брошенное отцу прямо в лицо. Он сразу успел об этом пожалеть, увидев его расстроенное выражение, но внезапно всё растаяло, вспышка света, взрыв. И вот он в джунглях, хер знает где, и сейчас его, скорее всего, собираются принести в жертву этому предводителю племени.

Отблески костра дрожали на блестящей поверхности чёрного дерева, из которого была вырезана маска. Великан немного качнулся вперёд и махнул рукой, видимо, разрешив начинать. Барабаны забили тревожную дробь.

Великан встал во весь рост, свет от костра оглаживал его мощную фигуру, голый торс и мускулистые, покрытые шрамами ноги.

Он что-то громко проревел, и все вокруг подхватили его рёв.

Локи услышал в его голосе жажду крови и сладострастное удовольствие.

Его передёрнуло от омерзения. Что с ним сделают? Поставят на колени и перережут горло или сожгут, сдерут с живого кожу, или ему повезёт, и его просто проткнут копьём? Страх отошёл на последний план. Локи не мог жалеть себя. Сам во всём виноват, чёртов эгоист.

Он тоже выпрямился, прикинув мимоходом, что окажись рядом с этим здоровяком, то они были бы одного роста. Правда, в комплекции он будет явно уступать.

Сердце не билось, оно пыталось вырваться от ужаса, когда Локи крепко схватили за запястья.

Из центра языков пламени достали длинный железный прут, который всё это время лежал на земле, и поэтому Локи не заметил его раньше.

Глаза Локи меняли цвет, как океан пред бурей. Изумрудная гладь вздыбилась тёмными волнами, зрачки расширились от ужаса во мраке ночи: в них отражалось ослепительно сверкающее клеймо — раскалённый добела металл.

Он онемел и оцепенел от пронзившей его сознание ужасной мысли. Его, свободного и цивилизованного человека из высшего общества заклеймят, как паршивого раба, что может быть хуже?

Его подтащили к изогнутому отполированному камню, связали запястья и, вскинув руки над головой, прикрепили их к тяжёлому кольцу. Ему также связали ноги, и тело оказалось до предела растянутым на холодной поверхности.

Локи спиной чувствовал злой оскал и похотливые улыбки всех, кто хватал его сзади за длинные волосы, осматривал и мял тело. Ему оттянули голову назад, и впихнули в рот конусообразную затычку. Он начал задыхаться.

Боль от раскалённого клейма разлетелась острокрылой стаей летучих мышей, ночь разрезало пополам красной вспышкой перед глазами. Локи обвис, теряя сознание, едва от соприкосновения с раскалённым железом лопнула кожа, обнажая приятно зашкварчавший подкожный жир. Запахло горелой плотью, а клеймо продолжало вгрызаться обугленным ртом всё глубже в плоть.